О том, что смерть, похоронный ритуал, прощальные речи и почести есть не что иное, как продолжение жизни, корреспондент «МК в Новосибирске» беседовал с членом совета всемирной ассоциации похоронщиков, вице-президентом Союза похоронных организаций и крематориев, президентом международной специализированной выставки «Некрополь», основателем Музея мировой погребальной культуры Сергеем ЯКУШИНЫМ.
— Сергей Борисович, то, чем Вы занимаетесь, — для Вас просто бизнес или нечто другое?
— Компания «Похоронный дом Якушиных» развивается на поводу моих устремлений, мировоззрений, внутренних взглядов и, конечно, пристрастий. Я все больше отхожу от производственной деятельности, бывает, срываю производственную программу, потому что мне периодически необходимо провести какую-либо акцию. Молодежную акцию, для ветеранов войны, для «детей войны». И тогда мобилизуют работу, чтобы провести акцию. Срываются некие производственные задания, но зато мы устраиваем большое событие в парке при Музее мировой погребальной культуры и крематории. Формально своим иррациональным подходом я ставлю подножку своему заводу, похоронному дому, отнимаю ресурсы на проведение бесплатных акций. Но мои устремления в будущее заставляют меня поступать именно таким образом. Так было на «Сибирской ярмарке» (С. Б. Якушин основатель и президент «Сибирской ярмарки». — Прим. ред.), я придумывал проекты, которые не были рентабельными на первом этапе, но впоследствии окупались, через три, через четыре года. Есть такое свойство у меня, и это не какое-то мое личное завоевание — данность и все. Я умею видеть наперед. Что это, ясновидение или что-то другое, но оно есть. Меня часто не понимают, в том числе и мои близкие. А потом признают ошибки, признают мою правоту. То же самое и сейчас, живу от проекта к проекту уже несколько лет. Меня мало интересует производство, я по цехам не хожу, там все налажено и без меня работает. Но вместе с тем мы давно завоевали рынок.
— Какую продукцию производят Ваши предприятия?
— Завод специзделий производит похоронную продукцию широкого назначения. Более 20 видов гробов, по качеству ничем не отличающихся от европейских. Мы никогда не производили американский гроб. По культурологическим причинам. Это «неудобный» гроб. Он противоречит русской традиции, его невозможно поставить в центре помещения. По русской традиции родственники усаживаются справа и слева от открытого гроба. Мы привозили из Германии, из Франции, из Италии, из Словении, из Китая, из Испании — мы все это «опробовали». Германские гробы я много лет пропагандировал, хотел вернуть русскую традицию гроба, которая была до революции и в первые годы после революции.
— Чем же он так хорош?
— Немецкий гроб отличается высокой крышкой. Даже Ленин во время всенародного прощания лежал в немецком гробу. Традиция хоронить в немецких гробах существовала на протяжении трех веков, потому что все царицы были немками, и вообще, в России было много немцев. По сравнению с традиционным русским гробом он выглядел респектабельно и постепенно стал частью похоронных традиций в среде дворянского и купеческого общества. Но у нас, я имею в виду наше время, такие гробы не прижились. Хотя сейчас возникла ситуация, когда наши клиенты все чаще стали заказывать именно такой гроб, потому что обычные размеры, которых придерживаются производители гробов, нуждаются в коррекции. Причина в том, что население у нас стремительно полнеет, включая молодых, и это заставляет изменять технологию производства похоронных принадлежностей. Даже в крематориях приходится расширять загрузочное окно печей.
— Есть еще какие-то сопутствующие изделия?
— Мы освоили производство многих видов урн: керамические, деревянные, металлические, пластмассовые. Купили в Германии завод по их производству. Ежемесячно три тысячи урн нашего производства покупают похоронные фирмы Москвы и одна тысяча уходит в хозяйства Санкт-Петербурга. Как правило, это урны с ручной росписью, сделанные высококлассными мастерами. В столицах они востребованы потому, что там большая прослойка среднего класса со сравнительно высокими доходами. Все крематории страны покупают нашу продукцию.
— Это дорогое изделие?
— Урна с авторской росписью стоит от трех с половиной тысяч рублей. Самая дешевая — 88 рублей. Разумеется, урна стоит много дешевле гроба. Все большим спросом пользуется урна, изготовленная на бумажной основе. Она не всегда выглядит как урна, порой как красивая коробка. На выставках мы ее заметили лет пять назад и не поняли, почему это изделие пользуется спросом. Нам объяснили, что она сделана из бумаги и очень экологична. В Европе впоследствии такие урны стали делать из крахмала, они недороги и растворяются в воде. Эти урны с прахом опускаются в реку или в море, и прах воссоединяется с природой. Влияние экологов и «зеленых» там очень велико, и «соединение» с природой после смерти для них просто идеологически важно. Скажем, только в Германии удельный вес анонимных захоронений составляет 20 процентов. Это огромная цифра. То есть люди не хотят иметь места на кладбище, не хотят иметь памятника, их захоранивают на основании прижизненного договора о погребении где-нибудь в лесу, между корней деревьев, и никак не отмечают это место. Эти экоурны становятся популярными и в России. Но у нас уже с несколько иным смыслом. Идея очень проста, как правило, урны подзахораниваются к уже существующим могилам, и растворимая в земле урна в сознании людей означает, что прах соединится с прахом близкого ему человека.
— Есть ли какие-то новые тенденции в похоронном деле?
— Больших открытий в похоронном деле нет. Сегодня главная тенденция в том, что все похоронные дома строят и открывают прощальные, траурные залы. Хотя зачастую нет понимания, как все должно быть.
Вот взять катафалки, курсирующие по городу… Почему они все с крестами? Удельный вес верующего населения 20 процентов. А как же мусульмане, иудеи? Почему кресты?
То же самое с траурными залами, с крематориями. Меня часто просят о консультациях. Мне приходится курировать все новые крематории на этапе проектирования. Потому что институты, которые проектируют, по простому незнанию допускают ошибки. Моя функция при проектировании и строительстве похоронных учреждений — выбор участка и планировка помещений, правильное размещение печей. Одна из распространенных ошибок — отделка помещений панелями, использование подвесных потолков.
Но существует такое понятие, как трупный яд. Трупный яд и трупный газ скапливается за панелями и негативно влияет на здоровье живых родственников усопших. Влияние трупных ядов учеными до сих пор как следует не изучено. Следует помнить, любое мертвое тело инфицировано, особенно те, которые поступают из моргов после вскрытия. Многие не подозревают, что 43 заболевания передается от мертвого тела живому человеку. И потому моя задача консультировать, не допустить, чтобы похоронный дом или крематорий стали очагом опасной инфекции для живых.
— С введением нового Федерального закона о погребении и похоронном деле № 8-ФЗ 2014 какая-то часть похоронки уйдет из тени. Будут новые правила игры на рынке, более открытые и честные. Ничего революционного не произойдет, но у всех будет одинаковый доступ к кладбищам, возникнет возможность себя открыто рекламировать, а не покупать заказы у милиционеров и скорой помощи. Несмотря на то, что в похоронной сфере распространено мздоимство и шельмование заказчика непредвиденными расходами, происходит кардинальная замена кадров. В похоронку устремились «белые воротнички», выпускники вузов, которые имеют благородные цели и хотят честно выстраивать свою карьерную линию. А это залог неизбежного повышения похоронной культуры.
— Но ведь какие-то изменения происходят. Всегда ли к лучшему?
— В Новосибирске, как и везде, прослойка людей, родившихся в СССР, очень велика. Для них характерно не думать о смерти. Во времена их молодости было столько смертей, преждевременных, трагических, на войне, в сталинских лагерях, что смерть, с одной стороны, стала обыденным явлением, а с другой, она случалась так часто, что люди боялись стать следующими. Поэтому и сейчас они стараются об этом не думать, в частности, о своей смерти. При Сталине о смерти писали все газеты и журналы, включая «Пионерскую правду». Были целые страницы некрологов. Прекратилось это во времена Брежнева, который боялся смерти. Даже сам термин «похоронный» исчезло из лексикона советских людей, его заменили на слово «ритуальный» и похороны перевели в реестр большого списка советских ритуалов: имянаречение, проводы в армию, посвящение в профессию. На самом деле все это отражение потребительского общества и его взглядов. Человек жил — был кому-то нужен, умер — нет даже некролога. Сейчас так происходит, что на похороны приходит все меньше и меньше людей. Люди не хотят ездить на кладбище, никто не выступает с надгробной речью, а те, кому приходится это делать — им нечего сказать. Исчез некролог, как литературный жанр, исчезла культура надгробной речи. Даже во времена Советского Союза в надгробных речах звучало: он был передовик производства, рационализатор, дружинник, борец за мир. Это все оценочные категории. Сегодня этого нет, не то чтобы нет рационализаторов и борцов, нет оценки прожитой жизни. Сегодня говорят — он был охотником, любил дачу. Это совершенно другой ряд, какой-то очень житейский. Люди не хотят участвовать в чем-то, связанном с погребением. Им легче отправить соболезнование с компьютера. Формальных поводов для того, чтобы не приехать на похороны, очень много — пробки на дорогах, владелец фирмы не разрешил похоронить соседа.
— Вырос ли интерес горожан к Музею мировой погребальной культуры?
— За последний год выросло количество посещений музея. Этому способствуют проводимые нами акции, на которых бывает много молодежи. В этом году провели ночь музеев, акцию, посвященную Дню Победы, началу Великой Отечественной войны и Дню защиты детей. Огромное количество людей побывало на этих мероприятиях, все лето зал полон. К нам часто приезжают члены общества «Дети войны». Мы выделяем автобус, и они с удовольствием у нас бывают. Едут они, боясь и чувствуя некую неловкость, а уезжают с удовлетворением. Такая работа позволяет сломать установку «табу», которая пришла из СССР. Но главная причина все же в том, что люди ошибочно подсознательно думают, что они будут жить вечно. Основная часть нашего общества невоцерковленная, поэтому о конце жизни они не думают. А ведь в каждой церкви есть напоминание об этом: «Мементо мори» — помятуй, что умрешь. Церковь уговаривала людей думать о смерти, чтобы прожить лучше. Думай, что умрешь завтра, что можешь умереть каждую минуту — что ты не успел сделать? Об этом напоминает каждому входящему в храм распятие Иисуса и череп с костями Адама в его ногах.
Сейчас вместе с «Детьми войны» мы проводим акцию, которая проходит в 570 городах мира. Суть ее двумя словами выражена в формуле — что бы я хотел успеть до своей смерти. Во всех странах имеются черные доски, в парках, на площадях, есть черные доски, рядом с которыми лежат мелки, люди пишут, что бы они хотели успеть сделать до того, как умрут. Раз в неделю надписи удаляют.
Мы сделали более щадящее название в русской установке — «Пока я жив». Все хотят жить долго. Я однажды во время своей лекции спросил, а для чего? Тишина в ответ.
Замечу, долгожители несут в мир положительные функции. Вот, скажем, старушки, сидящие на скамейке у подъезда, они тоже несут положительную функцию. Они мудры, прожили жизнь, их советы, как правило, конструктивны и полезны молодым людям. Ничего в этой жизни нет напрасного. Так что живите долго, делайте добрые дела, чтобы не осталось чего-то незавершенного.
