На одном из праздничных мероприятий Дня Победы корреспондент «МК в Новосибирске» встретил необычного ветерана Великой Отечественной войны. Трудовой стаж мичмана в отставке Ильи Афанасьевича Ларина в прошлом году отметил собственный юбилей — 75 лет. Несмотря на насыщенную рабочую карьеру и почтенный возраст, Илья Ларин продолжает трудиться на заводе токарем.
По просьбе редакции Илья Афанасьевич уделил время в своем обеденном перерыве, чтобы рассказать, почему он до сих пор у станка, что именно помнит о финале войны с Японией и как хотел бы изменить свою жизнь.
Некому, кроме нас
— Где вы родились и когда впервые начали работать?
— Я родился во время покоса, в поле. До призыва в армию жил в одном из поселков Здвинского района. Когда доучился до пятого класса, началась война, и после этого в поселковую школу я уже не возвращался, пошел работать. Требовались рабочие руки на сезонные работы в сельской местности — пахали, сеяли, косили, убирали хлеб. В 1941 году мне дали гурт телят — и я целый год их кормил. Вырастил — половину сдали государству. В следующем году был скотником — занимался телятами и коровами. С ними работы много. Летом хлеб убирали, зимой — молотили. Старшие мужчины ушли на фронт, и заниматься этим было некому, кроме нас. Сдавали государству много хлеба, а денег обычно не получали. Молодняк, который я вырастил, гнал в район — и целый день сдавал его. И вот так каждый год.
— А помните, как уходили служить?
— В армию меня призвали осенью 1944 года, 17 октября — даже помню дату. Нас — ребят из Здвинского и Барабинского районов, Сокура — привезли в Новосибирск. Сформировали из нас большую команду, посадили в товарные вагоны и повезли на Дальний Восток. В этом пути нас на удивление хорошо кормили — на каждой станции нас ждал накрытый стол. Так и мы доехали — целый состав призывников.
Приехал я во Владивосток, поступил в учебный отряд. Нас сразу переодели во флотскую форму, еще до присяги. А старье, в котором мы приехали, забрали. Меня распределили служить на корабли, но я почему-то попал в бригаду подводных лодок. Нам, призвавшимся из сельской местности, флотская служба была очень интересна — тут и корабли, и океан, и Владивосток.
Закончил учебный отряд в апреле 1945-го, полгода обучался — кто бы мог подумать, что учиться военному делу так долго. Изучали орудия — в частности, зенитную пушку «Эрликон». В дальнейшем я стал зенитным пулеметчиком, и «Эрликон» был моим постом.
А уже через месяц закончилась война — сколько же было радости! Флотские начальники поздравляли друг друга и моряков с Победой над фашизмом. А уже в августе началась советско-японская война 1945 года. После победы над японцами я прослужил в нашей бригаде еще 20 лет, до военной пенсии — до 38 лет. За это время я успел закончить школу, образование-то у меня было всего 5 классов. Закончил 11 классов и собрался поступать в военное училище. Сдал экзамены, но по зрению меня не пропустили. Пришлось служить до военной пенсии — до 1965 года, когда мне исполнилось 38 лет.
— Получается, вам понравилось военное дело, раз вы остались служить еще на 20 лет?
— Ну а почему нет? Я, между прочим, жизнью своей полностью доволен. Я не думал, что так сложится. Я хотел учиться, окончить военное училище. А получилось так, что и тут нормально шло. В 1955 году я женился в Новосибирской области и привез супругу в Хабаровский край, в город Советская Гавань. Начал матросом, закончил мичманом. А дальше жизнь пошла нормальная — родили двух дочерей.
Когда я закончил вечернюю школу, меня назначили старшим писарем штаба. Там я научился хорошо печатать на машинке, и меня перевели на телеграфную станцию. Это был большой объект коммуникаций. У нас были сигнальщики, телеграфисты, телефонная станция.
— Что помните о японцах?
— Особых столкновений с японцами у нас не было. Они оккупировали территории на Сахалине, а мы стояли в Советской Гавани, городе на материке. Наша бригада подводных лодок участвовала в войне. Но поскольку я был зенитным пулеметчиком, я стоял со своим орудием на границе, в бухте Постовой.
В войне мне довелось участвовать недолго — после того как я окончил учебный отряд, фашистов разгромили всего через месяц. То есть больших кровавых событий у нас не было, все довольно быстро закончилось. Всю основную работу сделали надводные корабли. То есть я провел войну в одном месте, никуда не ездил. Рядом с нашим соединением стояли дома — в них мы и жили.
Пленных японцев в Советской Гавани были тысячи, их здесь распределяли на работы. Мы занимались конвоированием. Дружбы у нас с ними не было, но и пробыли в СССР они недолго.
— А доводилось ли вам использовать зенитный пулемет против японских летающих целей?
— К счастью, к материковой части СССР врага не пустили. Один налет небольшой мы видели — и больше японских самолетов не было. Красная армия и флот к тому моменту очень хорошо научились воевать — на немцах. Поэтому у японцев шансов против наших войск не было.
Труд как правило жизни
— Вы уже очень заслуженный человек. Расскажите, почему вы работаете, когда давно имеете полное право отдыхать?
— Выйдя на пенсию, в 1965 году я приехал сюда, в Новосибирск, и начал работать токарем на Опытном заводе СО РАН СССР (сегодня — ФГУП «Опытный завод». — Прим. ред.). И до сих пор работаю. Разряд был у меня сначала второй, а с годами дорос до шестого. Вот так и жизнь прошла.
Работаю до сих пор, потому что отработал здесь больше 50 лет, привык к этому предприятию. В советское время тут было хорошо, здесь было много рабочих, проходили соцсоревнования. Мы подчинялись Институту физики и делали много приборов, которые ученые использовали для научных экспериментов. Случалось, наши приборы заказывали зарубежные страны. Например, помню, как делал детали по заказу из Швеции. Там было особое требование — обтачивать продукцию исключительно резцами, не наждаком. Чтобы чистота детали была от резца. Трудная была задача.
Старались, чтобы резерв был хороший и чистота была хорошая. Много приборов заказывали институты Академгородка. Они там что-то изобретали, а мы изготавливали для них научное оборудование.
В советское время ситуация на заводе была получше. Сегодня завод, к сожалению, небогат. Сейчас предприятие вынуждено само искать для себя заказы, и это плачевно отражается на его состоянии. Институты заказывают оборудование понемногу.
Руководство старается изменить положение, но пока неясно, станет ли лучше. Я советской властью был доволен, и мне до сих пор жалко, что СССР распался. Капитализм мне не очень нравится. В советское время не бывало такого, чтобы не платили зарплату. А сейчас это случается довольно часто.
— И при всем при этом вы ходите на работу даже по выходным. Почему?
— Привык я к этому заводу, мне его жалко! И я не знаю, как его бросить. И уже хотелось бы уйти, но пока никак. Руки устают. Заказчики зачастую не платят.
Некоторые говорят мне, мол, «ты за деньги работаешь». Но это не так. У меня есть пенсия, неплохая по сегодняшним меркам. То есть работать на заводе в 90 лет меня заставляет не голод. Мне просто некому передать трудовую вахту. Сегодня я — один токарь на пять станков. Молодые люди на заводе почему-то не задерживаются, уходят.
А в советское время нас, токарей, было четыре группы по 25-30 человек, две группы фрезеровщиков, группа шлифовщиков — много рабочих. А сейчас все в одной группе. Может быть, 30 человек набирается.
— А если завтра наступит день, когда вам не придется идти на завод, вы почувствуете себя счастливее или все-таки снова захотите встать к станку?
— Не знаю, пока у меня сохраняется работоспособность, я об этом не задумываюсь. Желание трудиться, конечно, тоже есть, а как же. Сейчас вот работаю над заказом Института ядерной физики. Приходится выполнять много разной мелкой сложной работы, обтачивать длинные детали.
Работаем в чистых помещениях, класс чистоты — от 8-го до 5-го. Можно сказать, очень технологичное производство.
— Имеются ли у вас трудовые награды, кроме звания ветерана труда?
— Меня удостоили медали «За трудовую доблесть». Ее я получил где-то в 70-х годах. Такие награды сразу получали несколько наших сотрудников. А никаких других наград не было.
— А вас не тянет заниматься садом, огородом?
— В весенне-летнее время после работы я иду на садовый участок и возделываю его. То есть работаю на всех возможных фронтах. А как же иначе? В этом году из-за холодной погоды садовые работы начинаются с задержкой, но обычно я сажаю на нем овощи и ягоды.
— А откуда вообще такое трудолюбие? Родители так воспитали?
— Конечно! Мы жили в своем доме, обрабатывали гектар земли. Сами обрабатывали все. Скот держали — корову в обязательном порядке, бычка, 8-10 овец, гуси, куры. И вот мать заставляла нас с совсем малых лет заботиться о хозяйстве. Помню, в 1936 году мой отец пас скот — и я с ним ходил, помогал.
Еще помню, у нас было два мерина — и при объединении в колхозы у нас этих лошадей забрали. И спустя некоторое время кто-то привез шкуру одного из этих коней. Кричал нам в окно — мол, глядите, ваш мерин пропал.
— А отдыхать-то вы любите? Есть в жизни место для обычного отдыха, без дел?
— В молодости мы и не знали, что такое отдыхать, — времени не было. Работали допоздна. Даже председатель колхоза гонял нас с работы, чтобы отдыхали. Летом, когда работаю в саду, нет ни минутки на отдых. А пока зима идет — нет-нет, да и вздремну. А так — привычка. Привык жить в постоянном труде. Была у нас и ветряная мельница, пока однажды ее не опрокинуло порывом ветра. Она здорово нам помогала муку получать.
Но главное — мы привыкали ко всему. Мне кажется, что сейчас страна хуже живет, чем во времена колхозов. Душа у меня просится назад, в те времена. Но мы всегда ко всему привыкали — привыкли и к этому
— О чем болит душа?
— Для полного счастья надо здоровье иметь хорошее. А в моих годах — нет-нет, то там болит, то здесь. И никуда от этого не скроешься.
